В поисках за насыщением души, я все куда-то иду, все странствую. Благодаря этой причине я попал и в Японию, но когда оказался там, не знал, для чего, собственно, приехал...
|
Так жили мы в г. Токио. Все наши попытки устроить лекцию
кончились неудачей. Но Кузьмич мой все еще не унывал, еще куда-то
ходил и хлопотал, а я стал проводить дни свои в гостинице Камимура.
Меня угощала чаем и завтраком пышноволосая, черноглазая японка-
горничная у Камимуры. Я играл ей на гармонике русские мотивы. Она и
подруги похвалили мою игру...
Порою задумывался я над японским языком, изучая словари, и над
жизнью японцев, но горничная отвлекала меня от дум словами: "Вы опять
над чем-то задумались и все грустны, может быть, кого жалеете, оставили
кого-нибудь на родине?" Так она говорила, смотря с участием на меня.
И после этого брала в руки бумагу и учила меня по-японски и с такой
энергией преподавала она, что если бы я хотя на неделю дольше остался в
Токио, то непременно постиг бы японскую письменность в совершенстве.
Однажды дал я ей денег. Японка вся покраснела. "За что вы дали мне?"
— За преподавание ваше.
Она успокоилась и поблагодарила меня, низко поклонившись.
— Поедемте в Россию, — раз сказал я ей.
— О! Что я там буду делать?
— Россия велика, найдете и там дело. Будете учить японскому языку.
— Может быть, там не надо нашего языка, там свой язык у вас, —
отвечала она.
Я удивлялся ясности ее мышления...
В минуты тоски и одиночества говорил я себе: "О Гара-морт! Знай:
везде, у всех народов, добродетель почтенна, а пороки — в презрении,
не верь никому, чтобы у какого-нибудь племени иначе дело обстояло.
Человек везде человек!'
|